правитель

.term-highlight[href='/ru/term/pravitelei'], .term-highlight[href^='/ru/term/pravitelei-'], .term-highlight[href='/ru/term/praviteli'], .term-highlight[href^='/ru/term/praviteli-'], .term-highlight[href='/ru/term/pravitelyam'], .term-highlight[href^='/ru/term/pravitelyam-'], .term-highlight[href='/ru/term/pravitelyah'], .term-highlight[href^='/ru/term/pravitelyah-'], .term-highlight[href='/ru/term/pravitel'], .term-highlight[href^='/ru/term/pravitel-'], .term-highlight[href='/ru/term/praviteli-1'], .term-highlight[href^='/ru/term/praviteli-1-'], .term-highlight[href='/ru/term/pravitel-1'], .term-highlight[href^='/ru/term/pravitel-1-'], .term-highlight[href='/ru/term/pravitelya'], .term-highlight[href^='/ru/term/pravitelya-'], .term-highlight[href='/ru/term/pravitelem'], .term-highlight[href^='/ru/term/pravitelem-'], .term-highlight[href='/ru/term/pravitelei-1'], .term-highlight[href^='/ru/term/pravitelei-1-'], .term-highlight[href='/ru/term/pravitelya-1'], .term-highlight[href^='/ru/term/pravitelya-1-'], .term-highlight[href='/ru/term/pravitele'], .term-highlight[href^='/ru/term/pravitele-'], .term-highlight[href='/ru/term/pravitelyami'], .term-highlight[href^='/ru/term/pravitelyami-'], .term-highlight[href='/ru/term/praviteleh'], .term-highlight[href^='/ru/term/praviteleh-'], .term-highlight[href='/ru/term/pravitelu'], .term-highlight[href^='/ru/term/pravitelu-']
Оригинал
Перевод
P. 242

§. 7. Qui consilio suo rectoribus civitatum adsistunt, in omnes reip[ublicae] partes aciem mentis convertant; quae ex usu reip[ublicae] videbuntur esse dextre, & fideliter citra affectus ac pravos respectus ex ponant; salutem reip[ublicae] in omnibus consiliis pro scopo habeant, non proprias opes, aut potentia; pravis affectibus principum adulando non velificentur; factionibus & coitionibus illicitis abstineant: nihil quod dici oportet dissimulent, nihil quod taceri oportet eliminent: exterorum corruptionibus impenetrabiles sese præbeant; privatis suis negotiis aut voluptatibus publica negotia non posthabeant.

C. 531

7. Которые В СОВЕТАХ при правителех града пребывают, должни на все части общества разсуждати: и что полезное по искусству в обществе увидят, тое прямо и верно без пристрастия, и злых намерений да предлагают: Целость общества во всех советах своих, за един термин пред очима всегда да имеют, а не собственныя богатства или силу: злым пристрастиям началников, своим похлебством да не помоществуют: согласия единственных и собрании возброненных да воздерживаются: что не надлежит [с. 532] глаголати да не открывают, от внешних закуплены да не будут: собственныя своя нужды и роскоши, паче общих дел да не предпочитают. 

P. 6

<...> je puid dire avec verité, que les Huguenots partageoint l’Etat avec elle ; que les Grands se condisoient comme s’ils n’eussent pas été ses Sujets, et les plus puissans Gouverneurs des Provinces, comme s’ils eussent été Souverains en leurs Charges.

C. 1

<…> то могу сказать по истине, что Гугеноты разделяли с Вами государство, знатные люди поступали как будтобы они не были Ваши подданные, а самые сильные правители областей, как будтобы самовластные в чинах своих. 

T. 5. P. 338

Le corps politique, pris individuellement, peut être considéré comme un corps organisé, vivant, & semblable à celui de l’homme. Le pouvoir souverain représente la tête ; les lois & les coûtumes sont le cerveau, principe des nerfs & siége de l’entendement, de la volonté, & des sens, dont les juges & magistrats sont les organes ; le commerce, l’industrie, & l’agriculture, sont la bouche & l’estomac qui préparent la subsistance commune ; les finances publiques sont le sang qu’une sage économie, en faisant les fonctions du cœur, renvoye distribuer par tout le corps la nourriture & la vie ; les citoyens sont le corps & les membres qui font mouvoir, vivre, & travailler la machine <…>.

С. 7

Общество народное взяв нераздельно, можно представить телом чувствительным, живущим и подобным человеческому. Власть вышняя представляет голову; узаконения и привычки суть мозг, начало каналов и престол разсудка, воли и чувств, судьи и правители суть их гласы. Торговля, выдумка и хлебопашество суть рот и желудок, приготовляющие общее существование; доходы народные суть кровь, которою разумное хозяйство, исправляя должность сердца, разливает по всему телу пищу и жизнь; граждане суть тело и члены, коими движется, живет и работает все общество <…>.

T. 5. P. 338

En établissant la volonté générale pour premier principe de l’économie publique & regle fondamentale du gouvernement, je n’ai pas cru nécessaire d’examiner sérieusement si les magistrats appartiennent au peuple ou le peuple aux magistrats, & si dans les affaires publiques on doit consulter le bien de l’état ou celui des chefs. Depuis long-tems cette question a été décidée d’une maniere par la pratique, & d’une autre par la raison ; & en général ce seroit une grande folie d’espérer que ceux qui dans le fait sont les maîtres, préféreront un autre intérêt au leur. Il seroit donc à propos de diviser encore l’économie publique en populaire tyrannique. La premiere est celle de tout état, où regne entre le peuple & les chefs unité d’intérêt & de volonté ; l’autre existera nécessairement par-tout où le gouvernement & le peuple auront des intérêts différens & par conséquent des volontés opposées. Les maximes de celle-ci sont inscrites au long dans les archives de l’histoire & dans les satyres de Machiavel. Les autres ne se trouvent que dans les écrits des philosophes qui osent reclamer les droits de l’humanité.

С. 13

Утвердя волю общую начальным положением хозяйства народнаго, и правилом основательным правления я не щел нужным изпытать прилежнее, правители ли принадлежат народу? Или народ правителям? И в делах народных, на добро ли общества или на добро начальников смотреть должно? Давно уже сей вопрос разрешен с одной стороны опытом, с другой стороны разсудком; и великое бы дурачество было вообще надеяться, чтоб те, которые действительно властители, предпочли чужую пользу своей. К стате сего надобно еще разделить хозяйство на народное и утеснительное. Первое есть всего общества, где царствует между народом и начальников единственность пользы и воли; второе неизбежно пребывать будет всегда там, где правление и народ будут иметь пользы разныя, следствием и воли противуположенныя. Правило сего пространно [c. 14] описаны в историях и сатирах Maxиавеля, прочия находятся только в сочинениях тех Философов, которые дерзали возстановлять права человечества.

T. 5. P. 338

La puissance des lois dépend encore plus de leur propre sagesse que de la sevérité de leurs ministres, & la volonté publique tire son plus grand poids de la raison qui l’a dictée : c’est pour cela que Platon regarde comme une precaution très-importante de mettre toûjours à la tête des édits un préambule raisonné qui en montre la justice & l’utilité. En effet, la premiere des lois est de respecter les lois : <…>.

С. 16

Могущество законов зависит еще больше от их собственнаго разума, нежели от [c. 17] строгости правителей, и воля общая больше смотрит на справедливость, которая их сказывает. Для этого то Платон весьма нужною осторожностию почитал полагать в заглавии узаконения разумное предисловие, которое бы означало их справедливость и пользу. И в самой вещи первый закон почитать законы; <…>.

T. 5. P. 338

Il est certain, du moins, que le plus grand talent des chefs est de déguiser leur pouvoir pour le rendre moins odieux, & de conduire l’état si paisiblement qu’il semble n’avoir pas besoin de conducteurs.

Je conclus donc que comme le premier devoir du législateur est de conformer les lois à la volonté générale, la premiere regle de l’économie publique est que l’administration soit conforme aux lois. *C’en sera même assez pour que l’état ne soit pas mal gouverné*, si le legislateur a pourvû comme il le devoit à tout ce qu’exigeoient les lieux, le climat, le sol, les mœurs, le voisinage, & tous les rapports particuliers du peuple qu’il avoit à instituer. Ce n’est pas qu’il ne reste encore une infinité de détails de police & d’économie, abandonnés à la sagesse du gouvernement : mais il a toujours deux regles infaillibles pour se bien conduire dans ces occasions ; l’une est l’esprit de la loi qui doit servir à la décision des cas qu’elle n’a pû prévoir ; l’autre est la volonté générale, source & supplément de toutes les loix, & qui doit toujours être consultée à leur défaut. Comment, me dira-t-on, connoître la volonté générale dans les cas où elle ne s’est point expliquée ? Faudra-t-il assembler toute la nation à chaque évenement imprévû ? Il faudra d’autant moins l’assembler, qu’il n’est pas sûr que sa décision fût l’expression de la volonté générale ; que ce moyen est impraticable dans un grand peuple, & qu’il est rarement nécessaire quand le gouvernement est bien intentionné car les chefs savent assez que la volonté générale est toûjours pour le parti le plus favorable à l’intérét public, c’est-à-dire le plus équitable ; de sorte qu’il ne faut qu’être juste pour s’assurer de suivre la volonté générale. Souvent quand on la choque trop ouvertement, elle se laisse appercevoir malgre le frein terrible de l’autorité publique.

À la Chine, le prince a pour maxime constante de donner le tort à ses officiers dans toutes les altercations qui s’élevent entr’eux & le peuple. Le pain est-il cher dans une province ? l’intendant est mis en prison : se fait-il dans une autre une émeute ? le gouverneur est cassé, & chaque mandarin répond sur sa tête de tout le mal qui arrive dans son département.

 

[Примечание: выделенный фрагмент опущен переводчиком]. 

С. 18

Известно по крайней мере, что наилучший дар начальников, скрывать власть свою, дабы она не столько противна была, и править обществом так тихо, чтобы казалось, будто нет нужды в правителе.

И тако заключаю, как первой долг законодавца соглашать узаконения с волею общею, так первое правило хозяйства народного наблюдать, чтоб все распоряжения согласны были с законами. Довольно в истинную, ежели законодавец по своему долгу снабдил во всем, чего требовало местоположение, воздух, доход, нравы, соседство, и все участные связки в народе, которыя он должен устанавлять. Совсем тем еще безчисленныя мелкости исправления и хозяйства остаются единственно мудрому разсудку правления; но в таких случаях имеет оно два неложныя правила, по которым поступать должно; первое, разум закона долженствующий служить к решению в случаях, которых прежде предвидеть было не возможно. Другое, воля общая, източник и прибавление всех законов, у которой всегда должно в недостатке спрашиваться. Как скажут мне узнать волю общую в таких случаях, где она неизвестна? Не ужли собирать весь народ при всяком нечаянном приключении? Тем [c. 19] меньше надобно его собирать, что нельзя верно положиться, будет ли значить разсуждение его волю общую, что средство сие совсем невозможное в великом народе, да оно и редко нужно, когда правление хорошо вразумляет, и начальники уже ведают, что воля общая всегда с стороны полезнейшей народу, то есть с стороны справедливейшей; так остается только быть справедливу, чтоб верно следовать воле общей. Часто ежели она когда явно тронута бывает, со всею страшною уздою власти народной она оказывается.

В Китае Государь почитает непоколебимым правилом винить начальников в приключающихся замешательствах между их и народом. Недостаток ли в хлебе, в которой области? Воевода сажается в тюрьму. Сделается ли где возмущение? Градоначальник сменяется и всякой правитель отвечает головою своею за всякое нестроение, случившееся в его правительстве.

T. 5. P. 338

C’est beaucoup que d’avoir fait régner l’ordre & la paix dans toutes les parties de la république ; c’est beaucoup que l’état soit tranquille & la loi respectée mais si l’on ne fait rien de plus, il y aura dans tout cela plus d’apparence que de réalité, & le gouvernement se fera difficilement obéir s’il se borne à l’obéissance. S’il est bon de savoir employer les hommes tels qu’ils sont, il vaut beaucoup mieux encore les rendre tels qu’on a besoin qu’ils soient ; l’autorité la plus absolue est celle qui pénetre jusqu’à l’intérieur de l’homme, & ne s’exerce pas moins sur la volonté que sur les actions. Il est certain que les peuples sont à la longue ce que le gouvernement les fait être. Guerriers, citoyens, hommes, quand il le veut ; populace & canaille quand il lui plaît : & tout prince qui méprise ses sujets se deshonore lui-même en montrant qu’il n’a pas su les rendre estimables. Formez donc des hommes si vous voulez commander à des hommes ; si vous voulez qu’on obéisse aux lois, faites qu’on les aime, & que pour faire ce qu’on doit, il suffise de songer qu’on le doit faire. C’étoit là le grand art des gouvernemens anciens, dans ces tems reculés où les philosophes donnoient des lois aux peuples, & n’employoient leur autorité qu’à les rendre sages & heureux. De-là tant de lois somptuaires, tant de reglemens sur les mœurs, tant de maximes publiques admises ou rejettées avec le plus grand soin. Les tyrans mêmes n’oublioient pas cette importante partie de l’administration, & on les voyoit attentifs à corrompre les mœurs de leurs esclaves avec autant de soin qu’en avoient les magistrats à corriger celles de leurs concitoyens. Mais nos gouvernemens modernes qui croyent avoir tout fait quand ils ont tiré de l’argent, n’imaginent pas même qu’il soit nécessaire ou possible d’aller jusque-là.

С. 20

Великое дело, восстановить порядок и тишину во всех частях правления; великое [c. 20] дело, чтоб общество было покойно и закон почитаем; но ежели ничево больше не сделано, во всем еще этом будет более видимого, нежели вещественного: и всегда будут худо слушаться правления, ежели оно то только наблюдать станет, чтоб его слушались. Ежели уметь людей употребить таковыми, каковы они суть, хорошо, еще больше того стоет уметь сделать каковыми нужно, чтоб они были; власть наивсемощнейшая та, которая проницает до внутренности человека и не меньше над волями, нежели над деяниями господствует. Известно, что народы со временем становятся такими, каковыми правление их делает; воинами, гражданами, людьми, ежели оно хочет; простолюдинами, подлыми, когда ему угодно: и всякий Государь, презирающий своих подданных безчестит самого себя, показывая, что он не умел их сделать достойными почтения; делай же людей, ежели ты хочешь повелевать людьми. Ежели хочешь, чтоб повиновались законам, сделай, чтоб их любили, и чтоб для исполнения должного довольно было вспомнить, что должно. В сем то состояла великая хитрость правления древних в те отдаленныя времена, когда Философы давали законы народам и власть свою на то лишь употребляли, чтоб сделать их разумными и благополучными. Оттуда произошло столько законов ограничивающих роскошь и сластолюбие, столько учреждений, касающихся до нравоучения, столько правил народных, принятых и отмененных с величайшим [с. 21] старанием. Самые тираны не забывали сея нужныя части правления, они такою же прилежностию старались портить нравы своих рабов, сколько правители изправлять своих сограждан: но наши нынешния правления, думая, что уже все сделали, когда собрали несколько денег, и не воображают, чтобы нужно или можно было дойти до тех пор.

Т. 5. P. 343

S’il y a des lois pour l’âge mûr, il doit y en avoir pour l’enfance, qui enseignent à obéir aux autres ; & comme on ne laisse pas la raison de chaque homme unique arbitre de ses devoirs, on doit d’autant moins abandonner aux lumieres & aux préjugés des peres l’éducation de leurs enfans, qu’elle importe à l’état encore plus qu’aux peres ; car selon le cours de nature, la mort du pere lui dérobe souvent les derniers fruits de cette éducation, mais la patrie en sent tôt ou tard les effets ; l’état demeure, & la famille se dissout. Que si l’autorité publique en prenant la place des peres, & se chargeant de cette importante fonction, acquiert leurs droits en remplissant leurs devoirs, ils ont d’au tant moins sujet de s’en plaindre, qu’à cet égard ils ne font proprement que changer de nom, & qu’ils auront en commun, sous le nom de citoyens, la même autorité sur leurs enfans qu’ils exerçoient séparément sous le nom de peres, & n’en seront pas moins obéis en parlant au nom de la loi, qu’ils l’étoient en parlant au nom de la nature.

L’éducation publique sous des regles prescrites par le gouvernement, & sous des magistrats établis par le souverain, est donc une des maximes fondamentales du gouvernement populaire ou légitime.

С. 34

Ежели есть законы для людей совершеннаго возраста, должны быть также и для детей научающие покорятися другим; и как не дозволяется рассудку человека участнаго быть произвольну в своих должностях, тем меньше надобно оставлять единственно знаниям и предрассудкам отцовским воспитание детей, что оное больше еще нужно обществу, нежели отцам их: по порядку природы, смерть отцовская часто лишает его последних плодов того воспитания; а отечество [c. 35] плоды его рано или поздно чувствует; общество пребывает, а семья разрушается. Ежели власть общественная заняв места отцовския, и приняв на себя иго важнаго сего звания, исполняя их должности получит их права, они тем меньше за то имеют причины негодовать, что в сем случае они только имя переменили, и будут вообще под именем граждан иметь ту же власть над их детьми, которую они имеют каждый порознь под именем отцов; и дети также будут покорны гласу их именем природы.

И так воспитание сообщественное под предписанными правилами от правительства и под правителями постановленными от Государя, есть одно из основательных установлений правления народнаго или законнаго.

Т. 5. P. 346

Le peuple se prosterneroit devant un ministre qui iroit au conseil à pié, pour avoir vendu ses carrosses dans un pressant besoin de l’état. Enfin la loi ne prescrit la magnificence à personne, & la bienséance n’est jamais une raison contre le droit.

С. 52

Народ бы разослался перед правителем пеше идущим на совет, отдавшим для общества в нужном случае все свои кореты. Наконец закон не предписывает великолепия никому, и благопристойность доказательством против права никогда быть не может.

T. 5. P. 338

Le plus pressant intérêt du chef, de même que son devoir le plus indispensable, est donc de veiller à l’observation des lois dont il est le ministre, & sur lesquelles est fondée toute son autorité. S’il doit les faire observer aux autres, à plus forte raison doit-il les observer lui-même qui jouit de toute leur faveur. Car son exemple est de telle force, que quand même le peuple voudroit bien souffrir qu’il s’affranchît du joug de la loi, il devroit se garder de profiter d’une si dangereuse prérogative, que d’autres s’efforceroient bien-tôt d’usurper à leur tour, & souvent à son préjudice. Au fond, comme tous les engagemens de la societé sont réciproques par leur [p. 340] nature, il n’est pas possible de se mettre au-dessus de la loi sans renoncer à ses avantages, & personne ne doit rien à quiconque pretend ne rien devoir à personne. Par la même raison nulle exemption de la loi ne sera jamais accordée à quelque titre que ce puisse être dans un gouvernement bien policé. Les citoyens mêmes qui ont bien mérité de la patrie doivent être récompensés par des honneurs & jamais par des privileges : car la république est à la veille de sa ruine, si-tôt que quelqu’un peut penser qu’il est beau de ne pas obéir aux lois. Mais si jamais la noblesse ou le militaire, ou quelqu’autre ordre de l’état, adoptoit une pareille maxime, tout seroit perdu sans ressource.

С. 15

Нужнейшая польза начальника равно как и необходимый долг его смотреть, чтоб наблюдаемы были законы, которых он правитель, и на коих основана вся власть его. Ежели он должен стараться, чтоб другие наблюдали их, тем больше должен сам исполнять оные, когда он пользуется всеми их выгодами; его пример столько важен, что хотя бы сам народ хотел дозволить снять с себя иго закона, и тогда бы он должен был беречься пользоватися толь опасным преимуществом, которое другие тотчас бы устремились похитить в свою очередь и по большей части во вред ему. Как в самом деле все обязательства общества по существу своему суть взаимны, так и не можно выходить из под закона не отметая пользы его, и никто тому ничего не должен, кто думает быть сам никому ничем не должным; для сей то самой причины, никакое выключение из под закона, ни под каким видом никогда в правлении порядочным не дозволится. Самые заслужившие отечеству граждане должны получать в награду чести, а никогда преимущества: по тому как правление уже при самом упадке как скоро только кто ни есть может вздумать, что хорошо не повиноваться узаконению. Но ежели когда либо дворянство или воинство, или какой другой чин в обществе присвоит сие правило, тогда все погибло безповоротно.

T. 5. P. 338

Mais quand les citoyens aiment leur devoir, & que les dépositaires de l’autorité publique s’appliquent sincérement à nourrir cet amour par leur exemple & par leurs soins, toutes les difficultés s’évanoüissent, l’administration prend une facilité qui la dispense de cet art ténébreux dont la noirceur fait tout le mystere. Ces esprits vastes, si dangereux & si admirés, tous ces grands ministres dont la gloire se confond avec les malheurs du peuple, ne sont plus regrettés : les mœurs publiques suppléent au génie des chefs ; & plus la vertu regne, moins les talens sont nécessaires. L’ambition même est mieux servie par le devoir que par l’usurpation : le peuple convaincu que ses chefs ne travaillent qu’à faire son bonheur, les dispense par sa déférence de travailler à affermir leur pouvoir ; & l’histoire nous montre en mille endroits que l’autorité qu’il accorde à ceux qu’il aime & dont il est aimé, est cent fois plus absolue que toute la tyrannie des usurpateurs. Ceci ne signifie pas que le gouvernement doive craindre d’user de son pouvoir, mais qu’il n’en doit user que d’une maniere légitime. On trouvera dans l’histoire mille exemples de chefs ambitieux ou pusillanimes, que la mollesse ou l’orgueil ont perdus, aucun qui se soit mal trouvé de n’être qu’équitable.

С. 24

Но когда граждане любят свой долг, и преемники власти народной искренно прилежат питать ту любовь собственным своим примером и стараниями своими, все трудности исчезают сами собою, правление становится лехко, и освобождается от темнаго того искусства, котораго все таинство состоит в его мрачности. Все обширные разумы столь опасные и столь удивительные, все те великие правители, которых слава смешена с нещастиями народными не так сожаления достойны тогда бывают; нравы народные наравнивают разум начальников: и чем больше добродетель царствует, тем меньше нужды в дарованиях. Самому высокомерию услужнее должность, нежели нарушение: народ уверенный, что начальники трудятся единственно в его пользу, преданностью своею облегчает их от безпокойства утверждать власть свою; и История в тысящи местах нам показывает, что власть начальника любящаго народ и полученная от любви народной сто раз полномочнее всех утеснений похитителей оныя. Сие не значит, что правление власть свою употреблять боялось, но что оно должно употреблять ея всегда законным образом. Тысящу примеров найдется в Истории начальников высокомерных или слабодушных, погибших от сладострастия или гордости, а ни одного не сыщешь, который бы пропал от праводушия. 

P. 53

L’Etat Républicain succéda au Monarchique; le Sénat & la Noblesse [p. 54] profiterent des débris de la Royauté; ils s’en approprierent tous les droits; Rome devint en partie un Etat Aristocratique, c’est-à-dire que la Noblesse s’empara de la plus grande partie de l’autorité souveraine. Au lieu d’un Prince perpétuel, on élut pour gouverner l’Etat, deux Magistrats annuels tirez du Corps du Sénat, ausquels on donna le titre modeste de Consuls, pour leur faire connoître qu’ils étoient moins les Souverains de la République, que ses Conseillers, & qu’ils ne devoient avoir pour objet que sa conservation & sa gloire.

С. 62

Монархия стала быть Республикою. Сенат и вельможи от того воспользовались присвоением себе власти и всех прав царственных. Рим отчасти сделался Аристократическим государством: то есть, что тогда большая часть Самодержавной власти [с.63] принадлежала Вельможам. Вместо безсменнаго Государя, избраны были к правлению, из общества Сената, два ежегодных Правителя, которым дано умеренное название, Консулы; дабы они почитали себя боле Советниками, нежели Властелинами Республики, и имели бы всегдашним предметом ея сохранение и славу.

P. 281

<...> la République sans chefs tomba par l’opiniâtreté des uns & des autres, dans une espece d’Anarchie qui ne fut interrompuë que par la création de quelques [p. 282] entre-Rois qu’on n’élut que pour tenter de trouver quelque voye de conciliation.

С. 352

<...> Республика без Правителей от упрямства обоих сторон, пременилась в некоторой род Анархии, которая прерывалась только поставлением много раз междовремяннаго Царя, но и сии опыты, для изыскания средства к примирению, безполезны были.

P. 27

La République Romaine observoit differentes formes de gouvernement à l’égard des differens peuples qui lui étoient soumis. Les Citoyens Romains <…> élisoient leurs Capitaines & leurs Magistrats. Ils décidoient eux-mêmes de la guerre & de la paix; & le droit de suffrage les rendoit participants de la souveraineté de l’Etat. Les peuples du Latium ou du Pays Latin, s’étoient donnez [p. 28] à la République, ou avoient été subjuguez par la force des armes. <…> quoiqu’ils fissent en quelque maniere partie de la République, & qu’ils en supportassent les charges, ils n’étoient point admis aux dignitez, & ils n’avoient pas même le droit de suffrage.

С. 32

Римская Республика вмещала в себе разные образы правления, относительно к разным Народам ей подверженным. Граждане римские <…> [с. 33] сами себе избирали Полководцев и Правителей. Сами собою решили о войне и о мире; к тому право голоса делало их участниками в государственном Началовластии. Народы Латиума, или земли Латинской, частью отдались сами Республике, частью же покорены были силою оружия. <…> хотя они почитались некоторым образом членами Республики, и хотя соучаствовали в ея тягостях, однако не были приобщены к Чиноначальным Достоинствам [с. 34], ниже имели право голоса.

S. 960

24. Ihre Regierungs-Form belangend, so hat zwar Polen ein Haupt, so den Namen und Staat eines Königs führet. Aber wenn man dessen eingeschränckte Gewalt ansiehet, so ist er in der That nicht vielmehr als ein Princeps oder Ober-Regent einer freien Republick. Dieser wird allezeit durch freie Wahl, darbei ein jeder anwesender Edelmann sein Votum hat, angenommen. Und ob wohl die Polen gerne bey dem Königlichen Stamm geblieben, haben sie doch niemals bey des vorigen Königs Leben einen Successoren wehlen wollen, sondern lassen es allezeit auf ein Interregnum ankommen, weil sie meynen, selbiges sey die beste Zeit, die Mißbräuche, so bey voriger Regierung eingerissen seyn mögen, abzuschaffen, und die heimliche Wege, ihre Freiheit zu beschleichen, zu verstopffen. Jedoch damit bey den Interregnis nicht innerliche Verwirrung gemacht werde, wird die Justitz viel strenger, als sonsten, zu selbiger Zeit exerciret <…>. 

C. 406

X. 24. Что до образа правления касается, то Польша имеет начальника, которой как имя, так и штат королевский имеет. Но ежели на ограниченную его власть посмотреть, то он подлинно не больше, как начальник или главной правитель вольной республики. Возводят его всегда на престол вольным выбором, в которой всякой находящийся при том дворянин голос имеет. Хотя Поляки всегда из королевского колена его выбирали, однако при жизни Короля никогда не хотели избрать наследника. Они больше желают, чтоб было междуцарствие, ибо почитают оное за наилучшее время к уничтожению злоупотреблений, которые при прежнем правлении разпространились, и для прекращения тайных средств, которыя вольности их со временем ущерб могли бы причинить. А дабы во время междуцарствий не было внутренних мятежей, то поступают в то время по правилам гораздо [с. 407] строже, нежели как при Короле.

P. 340

And herein appears plainly a strong trace of the democratical part of our constitution; in which form of government it is an indispensable requisite that the people should choose their own magistrates. <…> For, in the Gothic constitution, the judges of the county courts (which office is executed by our sheriff) were elected by the people, but confirmed by the king.

С. 9

Из сих слов явно доказывается неоспоримое происхождение первоначального нашего правления Демократического или народного, в котором правлении необходимо требуется, чтоб народ сам выбирал себе Правителей, коим он повиноваться обязуется. <…> Ибо в Готтических правлениях в провинциальные судища Судей, каковыми у нас суть Шерифи, хотя выбирал сам народ, однако их подтверждал или конфирмовал Король.

P. 53

Our landlord speaks Italian, and has been very accurate in his answers to my questions relating to the number of inhabitants, the government of the town, its dependence upon the bailiff, its privileges, &c. Nor is this to be wondered at: for the innkeepers in Swisserland are mostly burgesses, and are frequently members of the sovereign council; besides that, from the very nature of their governments, the Swiss in general are [p. 54] well informed of every thing relating to their particular constitutions.

С. 59

Наш хозяин говорит по Италиански и отвечает весьма исправно на все мои вопросы относительно до народа, правления, города, власти правителя, его привилегии и проч. Но сему удивляться не должно; ибо содержатели постоялых дворов в Швейцарии почти все мещане, и часто случается, что из них многие бывают членами верховнаго совета; впрочем [с. 60] свойство их правления производит то, что Швейцары вообще знают все различныя свои учреждения.

T. I, p. 273

L'intention des Legislateurs étoit d'affoiblir le vice par les loix, & de donner de la force à la justice. Cette intention n'est pas moins louable que ses effets sont utiles aux peuples, lorsque les loix s'exécutent avec ponctualité, & que la négligence du souverain, ou la corruption du magistrat ne les affoiblit point par l'injustice; mais on ne voit que trop souvent, que plus valet favor in Judice, quam lex in Codice.

С. 5

Предмет законодавцев был тот, что бы истребить законами порок и дать силу справедливости. Такое намерение не меньше [с. 6] похвально, как полезны народам действия законов, когда оные исполняются с точностию, и нерадение земных владык, или лакомство правителей не приведут их в бессилие не правосудием своим; однако же весьма не редко видим, что plus valet favor in judice, quam lex in codice, т. е. благосклонность на суде действует больше, нежели строгость в законе.

P. 311

L’Espagne doit aisément reconnaître ici Philippe IV qui nous représente en sa personne les perfections partagées en tant d’autres : ce modèle sur lequel il faut se former pour être un monarque parfait, ce prince heureux dans ses entreprises, héros dans la guerre, sage et réglé dans ses mœurs, solide et fort dans sa foi, aimable dans ses manières, accessible au dernier de ses sujets; en un mot, grand homme en tout. 

Le Heros (1725)
Baltasar Gracián
C. 224

Испания предлагает нам оной в Филиппе IV, заключающем в одной особе своей столько добрых качеств и совершенств, что едва ли можно оныя найти раздельно и во многих Государях. Он может служить образцом для всякаго Монарха, желающаго быть совершенным правителем своего государства. Ибо Филипп, будучи щастлив во всех своих предприятиях, показывался храбрым на войне, мудрым и добропорядочным в поведении, твердым и непоколебимым в вере, любезным в обхождении, ласковым к последнему из подданных своих; одним словом, он был во всем велик и совершен.

Ирой (1792)
Бальтасар Грасиан
P. 213

C’est la justice qui doit faire le principal objet d’un Prince ; c’est le bien des Peuples qu’il gouverne, qu’il doit préférer à tout autre intérêt. Le Souverain, bien-loin d’être le maître absolu des Peuples qui sont sous sa domination, n’en est que
le premier Magistrat.

C. 206

Правосудие должно составлять первый предмет Государей. Оставя все другия выгоды, им более всего надлежит пещися о благе народном, показывая себя не только неограниченными властителями над управляемыми, сколько
первыми правителями.

Нашли опечатку?
Выделите её, нажмите Ctrl+Enter
и отправьте нам уведомление. Спасибо за участие!