liberty

.term-highlight[href='/ru/term/liberties'], .term-highlight[href^='/ru/term/liberties-'], .term-highlight[href='/ru/term/liberty'], .term-highlight[href^='/ru/term/liberty-']
Оригинал
Перевод
P. 6

A land, perhaps, the only one in the universe, in which political or civil liberty is the very end and scope of the constitution.(b) This liberty, rightly understood, consists in the power of doing whatever the laws permit <…>.

C. 14

<…> и которое единое может быть только и на свете есть такое, в коем гражданская или народная вольность составляет всю цель всего установления государственного. Сия вольность, правильно понимаемая, состоит в могуществе делать все, что закон позволяет.

P. 54

Those rights then which God and nature have established, and are therefore called natural rights, such as are life and liberty, need not the aid of human laws to be more effectually invested <…>.

C. 137

Установленные Богом и природою права и называемые по той самой причине естественными, каковыми защищается наша жизнь и вольность, не требуют к утверждению своему никакого вспоможения от законов человеческих <…>.

P. 407

The military state includes the whole of the soldiery, or such persons as are peculiarly appointed among the rest of the people for the safeguard and defence of the realm. In a land of liberty it is extremely dangerous to make a distinct order of the profession of arms. In absolute monarchies this is necessary for the safety of the prince, and arises from the main principle of their constitution, which is that of governing by fear; but in free states the profession of a soldier, taken singly and merely as a profession, is justly an object of jealousy. In these no man should take up arms, but with a view to defend his country and its laws: he puts not off the citizen when he enters the camp; but it is because he is a citizen, and would wish to continue so, that he makes himself for a while a soldier. The laws therefore and constitution of these kingdoms know no such state as that of a perpetual standing soldier, bred up to no other profession than that of war <…>.

C. 177

Военное состояние заключает в себе всех ратных или таких людей, кои из числа народа особливо определены для безопасности и защищения государства
В том государстве, где народ вольностию напитан, крайне опасным почитается иметь навсегда учрежденную регулярную армию; но в самодержавном Монаршеском государстве такое учреждение армии весьма нужным почитается для безопасности Государя, которой принужден управлять свой народ больше страхом оружия, нежели предписанными законоположениями. Напротив того в вольном государстве солдатская служба, [с. 177] заведенная на всегдашнем своем продолжении производит ненависть и подозрение в народе. В таких вольных государствах никто не должен принимать оружия иначе, как токмо с намерением для защищения своего отечества и закона. И приемлющий в таком намерении оружие не слагает с себя звания гражданского, но для того единственно, что он гражданин и желает быть всегда гражданином, делается на время солдатом и в поход идет. И так для сей причины законы Аглинские не позволяют и ныне иметь в государстве регулярной армии, состоящей из людей ни к чему другому невоспитанных, как токмо к одной войне <…>.

P. 415

For Sir Edward Coke will inform us,(e) that it is one of the genuine marks of servitude, to have the law, which is our rule of action, either concealed or precarious: “misera est servitus ubi jus est vagum aut incognitum.” Nor is this state of servitude quite consistent with the maxims of sound policy observed by other free nations. For the greater the general liberty is which any state enjoys, the more cautious has it usually been in introducing slavery in any particular order or profession. These men, as baron Montesquieu observes,(f) seeing the liberty which others possess, and which they themselves are excluded from, are apt (like eunuchs in the eastern seraglios) to live in a state of perpetual envy and hatred towards the rest of the community, and indulge a malignant pleasure in contributing to destroy those privileges to which they can never be admitted. Hence have many free states, by departing from this rule, been endangered by the revolt of their slaves; while in absolute and despotic governments, where no real liberty exists, and consequently no invidious comparisons can be formed, such incidents are extremely rare <…>.

C. 200

Бедственное заподлинно там водворяется рабство, говорит Сарр Эдуард Кок, где право человека не установлено, не известно, и сорокоустными молитвами получаемо бывает. Misera est servitus, ubi jus est vagum, incognitum, et precarium. Ниже такое состояние рабства согласно и с правилами той здравой политики, которая у всех вольных народов наблюдается. Ибо чем большая и всеобщая где вольность есть народа, тем с большею предосторожностию поступать должно при введении рабства в известное какое либо состояние и сообщество людей. В противном [с. 201] случае, как утверждает Барон Монтескю, подверженные сему жребию люди, видя что другие наслаждаются свободою, а они ее лишены, станут на подобие восточных Евнухов жить во всегдашней зависти, и ненавидить за то самое прочих людей, что они не могут пользоваться равномерными с ними выгодами, и будут завсегда чувствовать внутренно злобное удовольствие в истреблении тех преимуществ, к коим они сами не могут быть допущены. От сего происходит то, что многие вольности государства по отступлении от сего правила приведены были в опасность мятежную от тех самих людей, коих они учинили невольниками. Сии произшествия в деспотических и самодержавных правлениях очень редки. Ибо в таких государствах, где прямой вольности никто не имеет, там завидливого и сравнения между людьми не бывает <…>. 

P. 61

The same love of independence, the same dread of slavery, and the same attachment to their country, animated the respective nations to the same deeds of heroism; and in both instances victory was followed by the same glorious consequence: for the Swiss, as well as the Greeks, owe the rise and preservation of their liberties to that magnanimous and [p. 62] determined valour which prefers death to living under the servile domination of an arbitrary despot. The people still celebrate the anniversary of this victory, which insured their independence for ever <...>.

С. 67

Здесь [в Гларисе] такая же любовь к вольности, как и в Греции, тот же страх порабощения и та же привязанность к отечеству возбудили народ к оказанию героических действий; да и в обоих случаях следствия победы были равномерно славны: [с. 68] ибо Швейцарские жители так как и Греки одолжены началом и соблюдением своей вольности тогдашним в ср[а]жении успехам и тому благородному мужеству, которое предпочитает смерть рабству. Народ и ныне торжествует ежегодно сию победу, уверившую их навсегда о их независимости.

P. 348

That the sovereign shall take the accustomed oath upon his accession; and promise to maintain all the rights, liberties, franchises, and customs, written or unwritten.

С. 87

Король при своем вступлении в должность Нейшательскаго Государя должен дать обыкновенную клятву и обязаться соблюдать все права, вольности, [с. 88] свободы, употребления и обычаи писанныя и неписанныя.

P. 411

According to the historians of Berne, this town was built by Berchtold V, duke of Zaeringen; and was, from its foundation, an imperial city. Upon the death of the duke in 1218, the emperor Frederic II. conferred upon the inhabitants considerable privileges, and drew up also a code of legislation, which forms the basis of their present civil laws. The liberty which this town enjoyed, attracted great numbers of inhabitants from the adjacent country, who found here a sure asylum from the oppression of the nobles.

С. 157

Город сей [Берн] по мнению всех Историков того уезда основан Берхтольдом V, Герцогом Церингенским, и был с тех пор Имперским городом. По смерти Герцога случившейся в 1218 году Император Фридерик II дал знатныя преимущества его жителям, издал также книгу законов, служащих еще и ныне основанием гражданских законов. Свобода, которою пользовался сей город, привлекла великое число жителей из соседних земель, нашедших там безопасное убежище против мучения дворянства.

P. 452

 <...> towards the commencement of the sixteenth century, Charles III, duke of Savoy, (although the form of the government was entirely republican) obtained an almost absolute authority over the citizens: and he exercised it in the most unjust and arbitrary manner. Hence arose perpetual struggles between the duke and the citizens; the latter continually opposing, either by open violence, or secret measures, his tyrannical usurpation: thus [p. 453] two parties were formed; the zealots for liberty were called eidgenossen, or confederates; while the partisans of the duke were branded with the appellation of mammelucs, or slaves.

The treaty of alliance which the town entered into with Berne and Fribourg, in 1526, may be considered as the true aera of its liberty and independence: for, not long after, the duke was despoiled of his authority; the bishop driven from the city; a republican form of government firmly established; and the reformation introduced.

С. 201

<...> в начале XVI [с. 202] века Карл III Герцог Савойской (хотя вид правления был совершенно республиканской) присвоил себе почти неограниченную власть, которую он оказывал беззаконнейшим и своенравным образом. А сие причиною было безпрестанных споров между Герцогом и гражданами, которые не переставали никогда, открытым ли то образом, или тайными мерами противиться тиранским его поступкам: таким образом произошли две стороны; тех, которые ревностно старались за вольность, назвали E[y]dgenoßen, или союзниками, а Герцоговы партизаны обозначены были именем Маммелуков или рабов.

Союз заключенный сим городом с Берном и Фрибургом в 1526 году может почесться истинною эпохою его свободы и независимости; ибо спустя немного времени Герцог принужден был сложить с себя власть, а Епископа выгнали из города; форма Республиканскаго правления утвердилась, и Реформация была введена.

P. 451

The town of Geneva and its territory, were formerly united to the German empire, under the successors of Charlemain: but as the power of the emperors, feeble even in Germany, was still weaker in the frontier provinces; the bishops of Geneva, like several other great vassals of the empire, gradually acquired very considerable authority over the city and its domains; which the emperors had no other means of counterbalancing, than by encreasing the liberties of the people. During these times of confusion, constant disputes subsisted between the bishops and the counts of the Genevois; for, the latter, although at their first institution merely officers of the emperor, and considered as vassals of the bishops; yet they claimed and asserted a right to the exclusive administration of justice. The citizens took advantage of these quarrels; and, by siding occasionally with each party, obtained an extension of their privileges from both.

С. 200

Город Женева и земля сего общества составляли прежде часть Немецкой Империи в царствование наследников Карла Великаго: но как сила Императоров будучи не велика в центре государства, была еще слабее в пограничных провинциях, то Женевские Епископы по примеру многих других знаменитых Вассалов Империи нечувствительно присвоили довольную власть над городом и его вотчинами; Императоры не находили другаго средства к остановлению их успехов, как умножить вольность и права народа. В сие время безначальства и мятежа Женевские Епископы имели безпрестанные споры с Графами сего города; сии последние хотя с начала перваго их определения были простые Офицеры у Императора, и Вассалы Епископские, однако не убоялись итти против их и защищать мнимое их право на отправление изключительное [с. 201] правосудия. Граждане умели воспользоваться сими спорами, и вступаясь то за ту, то за другую сторону, доставили себе от обеих сторон знаменитыя преимущества.

Нашли опечатку?
Выделите её, нажмите Ctrl+Enter
и отправьте нам уведомление. Спасибо за участие!