Et quand leur autorité ne suffit pas, & [p. 46] que les desordres dont il s’agit tirent à conséquence, elles doivent en donner avis à Sa Majesté, afin qu’elle y remedie de la maniere qu’elle jugera la plus avantageuse à son peuple. Mais aprés tout ce qui pourroit estre allegué, le Roy doit demeurer le maître. Et quand même il n’acccorderoit pas des demandes qui paroîtroient bien fondées, on doit se persuader qu’il n’en use ainsi que pour le bien de des sujets, & pour des raisons qui ne sont connuës qu’à 1uy, & à son Conseil.
Но когда их власть не будет иметь довольныя к тому силы, а из оных непорятков произойти могут вредительныя следствия; тогда надлежит им о том уведомить Его Величество, дабы он истребил [C. 40] оные таким образом, которой за благопотребно рассудит наиполезнейший своему быть народу. По окончании всех рассуждений и мнений, Государь долженствует и тогда пребыть волен. Хотя бы он и не склонился на требования, которыяб казались быть весьма основательны; однако и в таком случае надлежит думать, что он то делает таким образом, для пользы своих подданных, и для таких причин, которыя ведомы токмо ему, и его Совету.
Outre que s’il estoit permis aux particuliers de desobeïr à leurs superieurs quand ils croiroient avoir droit de s’en plaindre, comme les rebelles le supposent, il n’y auroit point de societé, ni de forme de gouvernement qui pust subsister: puisque chacun trompé par ses passions, ne manqueroit jamais de raisons apparentes pour s’opposer aux Puissances les plus legitimes. Ainsi quelque mauvais usage que fassent de la souveraine autorité ceux qui en sont revestus, que les peuples demeurant dans les bornes du devoir & de l’obéïssance, reconnoissent en cela Dieu irrité qui les chastie: & qu’ils le supplient, luy qui tient en sa main les coeurs des Rois, de donner à leur Prince les vertus necessaires pour gouverner avec autant de bonté que de justice. Heureux cependant l’état où le Roy regarde les sujets comme ses enfans, & où ses sujets le considerent comme leur père. Heureux le Royaume où le Prince en s’aplique qu’à procurer la felicité de ses peuples, & où les peuples tâchent de répondre dignement aux soins que leur Souverain prend de leur bonheur! Heureuse donc la France où l’on voit cette union parfaite, & cette admirable correspondance de tous les membres de l’Estat avec leur auguste Chef!
Ежели бы подданным позволено было не иметь послушания к своим Государям, хотя бы им и причина к тому была, как обыкновенно возмутители думают; то бы никакое Общество, и никакой бы образ Правления устоять не мог, потому что каждый, обольстившись своими страстями, имел всегда мнимыя причины к сопротивлению и самым законным Государям. И так, хотя бы коль ни употребляли на зло верьховную Власть те, которые имеют оную; но людям токмо надлежит, пребывая неподвижно в пределах должности и послушания, признавать в сем разгневанного Бога, которой наказует, и котораго должно им молить, ибо Царския сердца̀ держатся в его руке, чтоб он благоволил даровать Государю их надлежащия добродетели к милостивому, и купно справедливому Правительству. Но о благополучное то Государство, в котором Государь жалует своих подданных как детей, а подданные почитают его как Отца ! О щастливая та Держава, в которой Самодержец печется токмо о благополучии своего народа, а народ старается, чтоб быть достойну того попечения, которое восприемлет Государь для его собственныя пользы !
Au contraire, couvrant leur crime du voile de la pieté et de la justice, ils firent punir avec rigueur tous ceux qui dans le commencement avoient enlevé quelque chose au peuple par violence; et s’étant mis par-là en reputation de gens de probité, ils reduisirent tous les Rebelles à obéir plus aveuglement à leurs ordres.
Напротив того, покрывая свое преступление покровом добродетели, и правды, жестоко наказали всех тех, которые вначале отняли что нибудь насильством у народа. И так получив чрез то славу добрых людей, привели к тому всех бунтовщиков, что они им повиновались слепо.
Но султан Магмуд, хотя отнять всякую причину у зломысленных к продолжению бунта, и желая начать свое государствование чрез щедрое действие, и чрез то получить себе любовь от войска и от народа, выдал указ, чтоб и новым солдатам тож получать награждение как и старым <...>.
Le peuple s’étoit flaté, qu’après cette Ceremonie, on verroit rétablir la tranquilité publique, еt que les boutiques seroient rouvertes. Mais, l’Autorité de Mahmoud étoit encore si mal établie, que les Marchands n’oserent s’exposer <...>.
Народ надеялся, что после сей церемонии возобновится общая тишина, и лавки будут отперты. Но власть Магмудова толь худо еще утвердилась, что купцы не смели показаться <...>.
Vous savez, lui dirent-ils, que nous n’avons pris les [p. 60] armes, que pour tirer le peuple de l’oppression <...>. Comment cependant, vous, qui comme notre Chef deviez le premier donner l’exemple еt observer plus religieusement que Personne le serment que vous nous avez fait faire, еt que vous avez fait vous même, de ne pardonner à aucun des ennemis de l’Etat, étes-vous le premier à rompre de si saints engagemens pour un vil interêt? Un peuple infini, par reconnoiſſance d’une si juste entreprise, offre au Ciel ses prieres pour nous; et vous êtes le seul, qui nous empêchez de porter notre projet à sa perfection, en vendant votre Protection aux Tyrans de la Patrie.
Вы знаете, говорили они ему, что мы восприяли оружие, дабы избавить народ от обид <...>. Однако как вы, которой как наш главный долженствовали другим быть примером, и хранить больше всех присягу, которую вы от нас взяли, и которую вы сами учинили, чтоб никому пощады не делать из неприятелей государству; там прежде всех нарушаете толь святое обязательство для бездельные корысти? бесчисленной народ, в возблагодарение за толь праведное предприятие, воссылает к Богу молитвы свои за нас, а вы токмо один препятствуете нам к совершению привесть намерение наше, подавая ваше покровительство тираннам отечества.
Mais, dès longtems auparavant, on observoit tant dans les troupes que parmi le peuple un mecontentement général du Gouvernement; et on disoit tout publiquement, qu’on pourroit bien aisement voir naître une Rebellion. La rareté des vivres qu’on éprouvoit depuis longtems, l’augmentation de prix de chaque chose, la misere où le defaut de Trafic avoit reduit tout le Païs, la multitude et le poids des Impôts, et les vexations que l’on avoit à souffrir de la part des Troupes qui alloient en Perſe sur les Frontieres où l’on disoit qu’il s’étoit déja excité quelque sorte de revolte, avoient produit un degoût général parmi le peuple.
Но, задолго еще до того прежде, примечено было как в войске, так и в народе, общее недовольствие правлением, и говорено явно, чтоб весьма все были рады, дабы видеть начало бунта. Недостаток в съестных припасах, которой уже был от долгаго времени, умножение цены всякой вещи, бедность, в которую уменьшение купечества привело все государство, множество и тягость податей, и обиды которыя претерпевали от войска идущаго на персицкия границы, где сказывали, что уже учинили некоторое смятение, произвели общее отвращение в народе.
Le plus pressant intérêt du chef, de même que son devoir le plus indispensable, est donc de veiller à l’observation des lois dont il est le ministre, & sur lesquelles est fondée toute son autorité. S’il doit les faire observer aux autres, à plus forte raison doit-il les observer lui-même qui jouit de toute leur faveur. Car son exemple est de telle force, que quand même le peuple voudroit bien souffrir qu’il s’affranchît du joug de la loi, il devroit se garder de profiter d’une si dangereuse prérogative, que d’autres s’efforceroient bien-tôt d’usurper à leur tour, & souvent à son préjudice. Au fond, comme tous les engagemens de la societé sont réciproques par leur [p. 340] nature, il n’est pas possible de se mettre au-dessus de la loi sans renoncer à ses avantages, & personne ne doit rien à quiconque pretend ne rien devoir à personne. Par la même raison nulle exemption de la loi ne sera jamais accordée à quelque titre que ce puisse être dans un gouvernement bien policé. Les citoyens mêmes qui ont bien mérité de la patrie doivent être récompensés par des honneurs & jamais par des privileges : car la république est à la veille de sa ruine, si-tôt que quelqu’un peut penser qu’il est beau de ne pas obéir aux lois. Mais si jamais la noblesse ou le militaire, ou quelqu’autre ordre de l’état, adoptoit une pareille maxime, tout seroit perdu sans ressource.
Нужнейшая польза начальника равно как и необходимый долг его смотреть, чтоб наблюдаемы были законы, которых он правитель, и на коих основана вся власть его. Ежели он должен стараться, чтоб другие наблюдали их, тем больше должен сам исполнять оные, когда он пользуется всеми их выгодами; его пример столько важен, что хотя бы сам народ хотел дозволить снять с себя иго закона, и тогда бы он должен был беречься пользоватися толь опасным преимуществом, которое другие тотчас бы устремились похитить в свою очередь и по большей части во вред ему. Как в самом деле все обязательства общества по существу своему суть взаимны, так и не можно выходить из под закона не отметая пользы его, и никто тому ничего не должен, кто думает быть сам никому ничем не должным; для сей то самой причины, никакое выключение из под закона, ни под каким видом никогда в правлении порядочным не дозволится. Самые заслужившие отечеству граждане должны получать в награду чести, а никогда преимущества: по тому как правление уже при самом упадке как скоро только кто ни есть может вздумать, что хорошо не повиноваться узаконению. Но ежели когда либо дворянство или воинство, или какой другой чин в обществе присвоит сие правило, тогда все погибло безповоротно.
Mais quand les citoyens aiment leur devoir, & que les dépositaires de l’autorité publique s’appliquent sincérement à nourrir cet amour par leur exemple & par leurs soins, toutes les difficultés s’évanoüissent, l’administration prend une facilité qui la dispense de cet art ténébreux dont la noirceur fait tout le mystere. Ces esprits vastes, si dangereux & si admirés, tous ces grands ministres dont la gloire se confond avec les malheurs du peuple, ne sont plus regrettés : les mœurs publiques suppléent au génie des chefs ; & plus la vertu regne, moins les talens sont nécessaires. L’ambition même est mieux servie par le devoir que par l’usurpation : le peuple convaincu que ses chefs ne travaillent qu’à faire son bonheur, les dispense par sa déférence de travailler à affermir leur pouvoir ; & l’histoire nous montre en mille endroits que l’autorité qu’il accorde à ceux qu’il aime & dont il est aimé, est cent fois plus absolue que toute la tyrannie des usurpateurs. Ceci ne signifie pas que le gouvernement doive craindre d’user de son pouvoir, mais qu’il n’en doit user que d’une maniere légitime. On trouvera dans l’histoire mille exemples de chefs ambitieux ou pusillanimes, que la mollesse ou l’orgueil ont perdus, aucun qui se soit mal trouvé de n’être qu’équitable.
Но когда граждане любят свой долг, и преемники власти народной искренно прилежат питать ту любовь собственным своим примером и стараниями своими, все трудности исчезают сами собою, правление становится лехко, и освобождается от темнаго того искусства, котораго все таинство состоит в его мрачности. Все обширные разумы столь опасные и столь удивительные, все те великие правители, которых слава смешена с нещастиями народными не так сожаления достойны тогда бывают; нравы народные наравнивают разум начальников: и чем больше добродетель царствует, тем меньше нужды в дарованиях. Самому высокомерию услужнее должность, нежели нарушение: народ уверенный, что начальники трудятся единственно в его пользу, преданностью своею облегчает их от безпокойства утверждать власть свою; и История в тысящи местах нам показывает, что власть начальника любящаго народ и полученная от любви народной сто раз полномочнее всех утеснений похитителей оныя. Сие не значит, что правление власть свою употреблять боялось, но что оно должно употреблять ея всегда законным образом. Тысящу примеров найдется в Истории начальников высокомерных или слабодушных, погибших от сладострастия или гордости, а ни одного не сыщешь, который бы пропал от праводушия.
Le Particulier regle sa dépense sur ses revenus ; mais le Roi regle ses revenus sur la dépense nécessaire pour la conservation de l’Etat ; & lors que ces depenses l’ont obligé à de grands emprunts, ce n’est que par l’imposition sur son Peuple, qu’il peut s’acquitter envers son Peuple. <…> & [p. 194] en cela la raison d’Etat est d’accord avec la justice particuliere, qui veut que ce qui est contracté pour le bien d’une Société, soit également imposé sur toute la Société.
Приватный человек располагает свои расходы по приходам, но правительство располагает свои доходы по расходам потребным для сохранения государства. И когда такие расходы приводят его в великие долги, то оно со своим народом иначе расплатиться не может, как через наложение на него новых податей. <…> Следовательно, в сем случае государственные права должны соглашаться с справедливостью должной к приватным людям, которая повелевает, чтобы то, чего требует польза всего общества, равно на всё общество и налагаемо было.
Повествуют, что сам Ликург посвятил Минерве сей храм под сим именем в память того, что как во время возмущения Алкандр, которому его законы не нравились, вышиб ему глаз; то его на сем месте защитил народ <…>.
D’autres qui avoient beaucoup de credit parmi le Peuple étoient pour le Gouvernement Democratique, et d’autres enfin vouloient qu’on érigeât le Royaume en Republique.
<…> но те которые имели большую силу в народе желали установить Демократическое правление; а иные наконец хотели сделать из Королевства Республику.
Le penchant rend tout praticable : il facilite ce que le prince le plus despotique, et même le plus aimé, n’obtiendrait pas de ses sujets. Je suppose, pour un moment, qu’un prince, tel que je le dépeins, veuille assigner à ses peuples leur vacation particulière, et qu’il dise à celui-ci : soyez laboureur ; à celui-là : soyez matelot, et ainsi des autres.
Склонность творит все приступным и возможным даже и то, чего и самый деспотический, или и любимый от подданных своих государь от них получить и из них сделать не в силах; на пример представим себе монарха с таковыми свойствами, о каковых я теперь говорил, то есть самовластнаго, да пускай будет он притом же милостив и человеколюбив; пускай будет отец и надежда своего народа, однако и при таких добрых свойствах естьли вздумает распределить должности подданным своим по своему разсуждению, и судя по наружности о способностях их, и скажет иному из них: ты будь земледельцем, а другому, ты будь художником, и так далее: верно не удастся ему улучить чрез то им желаемое.
[Примечание: переводчик неточен – в соответствующем фрагменте оригинала речь идет о матросе, а не о художнике].
Le héros qui connut & employa peut-estre mieux les moyens de se faire aimer des peuples, ce fut le fameux Duc de Guise; que sa naissance, son merite, & la faveur de son Roy éleverent à un haut rang; mais à qui un rival plus puissant que lui fut opposé. Le Roy dont je parle estoit Henri III. nom fatal aux souverains en plusieurs Monarchies de l’Europe.
Из всех великих людей, умевших наиболее понравиться народу, и быть от онаго любимым, был самый искуснейший, как мне кажется, славный оный герцог де Гиз, коего природа, заслуги и особливая к нему государева милость, хотя и возвели на высочайшую степень достоинств, но притом противопоставили ему сильнейшаго в свете соперника. Сей же соперник был Генрих Третий, коего именем назывались многие в державах Европейских государи <…>.
В сие время он воздвиг храм Справедливости, и обратил все свое внимание на тех, которые в прежде бывшее правление государства употребили доверенность Императорскую на утеснение народа.
Un Souverain ne sauroit rien faire de plus utile, que d’inspirer à sa Nation une grande idée d’elle-même. Il faut qu’un Peuple s’attache à sa Patrie, même par orgueil.
L’homme de génie ne sauroit gouverner un Etat sans fermeté ; et c’est précisément cette fermeté qui fait le malheur d’un Etat qouverné par un homme sans génie.
От внушений Государя зависит, чтоб народ привержен был к своему отечеству, даже с некоторою гордостию.
Умный человек не может управлять государством без твердости, и сия-то твердость служит погибелию для государства, управляемаго человеком неразумным.
Peu de Loix sages rendent un Peuple heureux; beaucoup de Loix embarrassent la Jurisprudence.
Немногие премудрые законы делают народ счастливым; ― но множество законов потрясает правосудие.